Поэт

Анатолий Жигулин. Воронежский ребёнок, помнивший войну. Юноша, увлекшийся историей и в 1947 ставший членом подпольной организации. Молодой человек, переживший арест и вынесший тяготы иркутских и колымских лагерей. Мужчина, ранимый настолько, что прямая дорога с такими обнажёнными нервами – в психиатрическую больницу.
Поэт - замечательный, тонкий и нежный, правдивый и суровый.
1 января ему бы исполнилось 85 лет. 

Не подумайте, о психиатрической больнице написала не ради приманки в духе "желтой прессы": сам Анатолий Владимирович не раз и в стихах и в прозе об этом говорил, не считая фактом постыдным, нуждающимся в сокрытии. Вообще, поэта Жигулина менее всего волновала "гладкость" чего бы то ни было - биографии, строк, характера...

Ничего не могу и не значу. 

Словно хрустнуло что-то во мне. 

От судьбы получаю впридачу 

Психбольницу - 

К моей Колыме.

И так горько-горько, по-детски искренне - до слёз:

Поднимается белый холодный рассвет. 

В мёрзлых лужах пожухлая стынет трава. 

Словно в жизни хорошего больше и нет.

 Только грудь всё болит да болит голова. 

Обещая сиянье сентябрьского дня,

 Скоро хлынет заря - на больницу, на парк... 

Милый доктор! Домой отпустите меня.

 Я бы с сыном сегодня пошёл в зоопарк.

 Посмотрели бы белых полярных лисиц

 И попили с печеньем в кафе молока. 

Покормили бы первых осенних синиц

 На площадке подросшего молодняка... 

И плясал бы медведь, и смеялся бы сын. 

Очень весело было бы мне и ему. 

Я бы очень толково ему объяснил

 Все его бесконечные «как? почему?»

 Полыхает заря, тонко-тонко звеня.

 В нежном розовом свете берёзовый парк... 

Милый доктор! Домой отпустите меня - 

Я бы с сыном сегодня пошёл в зоопарк.

                                                        1967

Вот только кажется мне, что этот "больной облегчённого типа", как сам себя он называл,  разбирался в сути жизни куда больше здоровых, обласканных и сытых!

Жизнь! Нечаянная радость.      
Счастье, выпавшее мне.
Зорь вечерняя прохладность,
Белый иней на стерне.

И война, и лютый голод.
И тайга - сибирский бор.
И колючий, жгучий холод 

Ледяных гранитных гор.                                                            
Всяко было, трудно было
На земле твоих дорог.
Было так, что уходила
И сама ты из-под ног.

Как бы ни было тревожно,
Говорил себе: держись!
Ведь иначе невозможно,
Потому что это - жизнь.

Все приму, что мчится мимо
По дорогам бытия...
Жаль, что ты неповторима,
Жизнь прекрасная моя.
                          1976

А как точно он определил болезнь и поставил диагноз своему времени! 

Пишу о душе. А душа
Давно не нужна и забыта.
Неужто должны мы, спеша,
Тянуться лишь к радостям быта?

Машины нужны, «Жигули»,
Ковры, телевизоры, дачи...
В распадках промёрзлой земли
Мне жизнь представлялась иначе.

Прости, дорогая жена,
Как в песне забытой поётся -
До самого вечного сна
Нам жить без машины придётся...

А может быть, всё же правы
Весёлые наши соседи,
И былки осенней травы
Уже не шуршат на рассвете?

И в чёрной воде камыши
Не красит рассветная вспышка,
И нет её вовсе, души,
А только пустая сберкнижка?                                        1974

"Пустые сберкнижки" вместо душ - примета общества потребителей. Куда как современно...

Но знаете, что меня поражает более всего? Слово о Вере! Это не просто смело в 70-е -  это риск. Впрочем, что терять "нездоровому" Анатолию Жигулину, знавшему о жизни и смерти так много?

Ах, как весело листья летят
И шуршат по безлюдному скверу!
И соборы крестами блестят
И хранят позабытую веру.

Сберегают в осенней тиши
И несут из столетья в столетье
Нерешённую тайну души,
Неизбывную жажду бессмертья.                                  

По старинной по белой стене
Над сухим, над развеянным клёном
Я иду в ветровой тишине,
Словно к рощам лечу отдалённым.

Этот вечный простор с высоты
Всё тревожней, туманней и глуше...
И с обрыва слетают листы,
Словно наши бесплотные души.
                                               1974

                           В. М. Раевской
Крещение. Солнце играет.
И нету беды оттого,
Что жизнь постепенно сгорает -
Такое вокруг торжество!

И елок пушистые шпили,
И дымная прорубь во льду...
Меня в эту пору крестили
В далеком тридцатом году.

Была золотая погодка,
Такой же играющий свет.
И крестною матерью - тетка,
Девчонка пятнадцати лет.

И жребий наметился точный
Под сенью невидимых крыл -
Святой Анатолий Восточный
Изгнанник и мученик был.

Далекий заоблачный житель,
Со мной разделивший тропу,
Таинственный ангел-хранитель,
Спасибо тебе за судьбу!

За годы терзаний и болей
Не раз я себя хоронил...
Спасибо тебе, Анатолий,-
Ты вправду меня сохранил.
                                      1976

Упал снаряд, и совершилось чудо:
На опаленной порохом стене
Возник в дыму неведомо откуда
Святой Георгий на лихом коне.

От сотрясенья обнажилась фреска,
Упала штукатурка поздних лет, -
И он возник - торжественно и дерзко,
Как древний знак сражений и побед.
                                                                                                                                                             В сиянии возвышенного лика
Простер десницу грозную свою,
И острая карающая пика
Пронзила ядовитую змею.

А пулемет стучал в старинном храме,
И ладил ленту молодой солдат,
И трепетало яростное пламя,
И отступал безбожный супостат.
                                         1976

Просто однажды в замечательном стихотворении "Поэт" Анатолий Жигулин раз и навсегда определил принцип своего литературного и человеческого выбора:

Его приговорили к высшей мере,

А он писал, 

А он писал стихи. 

Ещё кассационных две недели, 

И нет минут для прочей чепухи. 

Врач говорил, 

Что он, наверно, спятил.

Он до утра по камере шагал.

И старый, 

Видно, добрый, надзиратель, 

Закрыв окошко, тяжело вздыхал... 

Уже заря последняя алела... 

Окрасил строки горестный рассвет.

А он просил, чтоб их пришили к делу, 

Чтоб сохранить. 

Он был большой поэт. 

Он знал, что мы отыщем, 

Не забудем, 

Услышим те прощальные шаги. 

И с болью в сердце прочитают люди 

Его совсем не громкие стихи... 

И мы живём,

Живём на свете белом, 

Его строка заветная жива:

«Пишите честно - 

Как перед расстрелом. 

Жизнь оправдает 

Честные слова». 

                                   1964

Хочется  ещё много-много стихов опубликовать: и то, и это, а вот ещё... Завершу заметку - а вы и сами почитаете, если душа попросит. Но мимо такого - пройти не могу!

Перепелка над пшеничным полем
И вечерний предзакатный лес.
Словно звон далеких колоколен
Тихо разливается окрест.
                                                                         
Тихий звон неведомо откуда...
На плохую жизнь не сетуй, друг.
Все равно она большое чудо.
Лишь бы свет небесный не потух.
                             
Лишь бы в нашей пасмурной России
Было все, как в лучшие года.
Чтобы жили, сеяли-косили.
Чтоб не голодали никогда.

Чтобы травы были зеленее,
Чтобы больше было тишины.
Чтобы власти были поумнее,
Чтобы вовсе не было войны...

Я своей судьбой вполне доволен.
Я люблю такие вечера.
Перепелка над пшеничным полем
Тихо призывает:
Спать пора.
                     1980

Царствие Небесное рабу Божьему Анатолию, хорошему русскому поэту...Вечная память.

               Виктория Викторовна