Виктор Степанович Шарко, заместитель директора по воспитательной работе, учитель географии "Русской Православной школы" города Краснодара
Лето 1942 года. Воронежская область оккупирована немцами. Моя бабушка, Шаповалова Агриппина Фёдоровна, с детьми (дочерью Раей, 13 лет– моей мамой - и старшим сыном Николаем, 16 лет) жили на окраине хутора Новая Сотня Ольховатского района Воронежской области.
По рассказам бабушки, они слышали, что где-то недалеко идёт страшный бой.
В вечернем сообщении Советского информбюро от 20 июля 1942 года говорилось:
«Геройский подвиг совершил экипаж самолёта под командованием лётчика-сержанта Дивиченко. При бомбардировке вражеского аэродрома советский самолёт был подожжён огнём зенитной артиллерии и истребителя противника. Объятый пламенем, самолёт с бреющего полёта продолжал уничтожать немецкие самолёты, находившиеся на аэродроме. Когда были израсходованы все боеприпасы, и стало ясно, что спасти самолёт уже нельзя, тов. Дивиченко принял решение нанести врагу последний удар и направил машину на колонну автоцистерн с горючим. Лётчики, участвовавшие в этом налёте, видели, как поднялись огромные клубы дыма и огня горящих автоцистерн. Смертью храбрых погибли сталинские соколы сержант Дивиченко, штурман Журавлёв, стрелок-радист Мысиков и воздушный стрелок Ежов. Советский народ всегда будет помнить героев-лётчиков, до последней минуты своей жизни боровшихся за Родину».
23 июля 1942 года газета «Комсомольская правда» рассказала читателям о бессмертном подвиге комсомольского экипажа.
Но лётчики не погибли.
Из воспоминаний стрелка-бомбардира Владимира Владимировича Журавлева: «Когда командир крикнул, что идем на таран, самолет уже несся на колонну вражеских автоцистерн. Я мгновенно нажал на боевую кнопку – к земле ушли последние две бомбы. И тут я потерял сознание. Очнулся, видимо, от острой боли в пояснице. Удивила тишина; уже потом догадался, что заложило уши – контузия. Довольно скоро слух вернулся. Сначала я услышал сухой треск – горел наш самолет. Отстегнул привязные ремни, дополз до кабины командира. Коля был в полусознательном состоянии: с поникшей головой он недвижно висел на ремнях. Потряс его за плечо раз-другой. Он глубоко вздохнул. Жив! Быстро помог ему освободиться от привязных ремней и выбраться из горящей машины. Николай Мысиков вылез сам. Он сбивал с одежды пламя, катаясь по земле. Я с командиром поспешил ему на помощь. Потом нашли в кабине убитого Ежова, решили похоронить. Но в это время неожиданно показался немецкий мотоцикл. Мы быстро укрылись в овраге и видели, как к догоравшему бомбардировщику подъехали гитлеровцы, поглядели, о чем-то посовещались и тотчас укатили. Видимо, они решили, что весь экипаж сгорел. Через несколько минут самолет взорвался. Меня часто спрашивают: каким чудом вы уцелели? Дело в том, что сброшенные мной последние две бомбы взорвались прямо под самолетом, с ними одновременно рванули и автоцистерны с бензином. Поэтому взрывная волна оказалась такой огромной силы, что бомбардировщик, как щепку, отшвырнуло в сторону. Он пронесся по верхушкам деревьев метров сто и свалился недалеко от оврага. Крылья сломались, но смягчили удар. Так наши собственные бомбы спасли нам жизнь».
Когда стемнело, в хату бабушки постучали. Залаяла собака. На пороге стояли двое лётчиков, которые рассказали, что их самолёт сбили фашисты, он упал в лес. «Один погиб, другой наш товарищ ранен». Они стали расспрашивать об обстановке в хуторе: есть ли немцы. Дети молчали, а бабушка ответила, что немцы и солдаты венгерской армии («мадьяры») находятся в центральной части хутора. «Но от нашей хаты это далеко. Мы на самой окраине». На самом деле, дом моей бабушки был на самом отшибе, рядом только лес и овраг.
Лётчики успокоились, и тогда один из них ушёл, а вернулся через время с ещё одним боевым товарищем. Бабушка собрала нехитрый ужин. Пока бойцы ели, она отдала им одежду мужа и сына, но пришлось ещё попросить у соседки, потому что одежды-то у самих почти никакой не было. Лётчики переоделись и попросили бабушку пойти в то место, где они спрятали парашюты. Бабушка вместе с соседкой, оставив детей, ночью пошли за парашютами. Один парашют женщины зарыли в лесу, а два взяли с собой. На мой вопрос, зачем бабушка это сделала, ведь очень опасно хранить в доме парашют, она отвечала, что нужно было сшить платье. «Война, носить было нечего, а тут шёлк».
Дивиченко, Журавлёв и Мысиков, понимая, что оставаться опасно, попросили мальчишек (моего дядю –тогдашнего 16-летнего Колю – и его друга) вывести их коротким путём к лесу в сторону фронта. До рассвета они ушли, благодаря бабушку за помощь и приём.
А утром приехали немцы, стали допрашивать о лётчиках, угрожая расправой. Как признаётся бабушка, было очень страшно, когда перед лицом видишь пистолет, а рядом твои дети. Так ничего и не узнав, немцы на мотоцикле повезли бабушку на допрос в сельсовет. Но хуторяне всё отрицали, утверждая, что ничего не видели. О дальнейшей судьбе лётчиков ничего не было известно. Осталось только шёлковое платье, сшитое из парашюта.
Уже позже я найду, что о чудесном спасении лётчиков «Комсомолка» сообщила 7 августа двумя статьями на передовой странице газеты «Подвиг четырех комсомольцев» и «Огненный таран четырех смелых». Подвиг и чудесное спасение экипажа вдохновили Демьяна Бедного, и он написал стихотворение «Гордость комсомола», которое 18 августа 1942 напечатала «Комсомольская правда»:
В бензинный бак вогнал снаряд фашист проклятый,
Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,
Его геройский экипаж
Направил, совершив предсмертный свой вираж,
На вражий эшелон автоцистерн с горючим
Но вихревым толчком могучим
Фашистской сволочи назло
Горящий самолет в тыл вражий отнесло.
Из четырех бойцов в живых осталось трое.
Со скорбью о своем товарище-герое
Они сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.
Глаза их молодой отвагою горят.
Бойцы, видавшие уж смерть перед собою,
С отвагой прежней рвутся к бою!
Юнцы, давно ли вы оторваны от школ?
Но уж венчает вас бессмертья ореол!
Любви к вам всей страны не выразить словами!
Приветствуя своих птенцов, гордится вами
Ровно через тридцать лет моя бабушка и мама встретились с одним из лётчиков – Николаем Журавлёвым на открытии памятника его однополчанина Михеева.
На память о встрече Журавлёв подарил фотографии с надписью «моей спасительнице». Эта фотография, письма Журавлёва бабушке и платье из парашюта хранятся в краеведческом музее пос. Ольховатка Воронежской области.
Вот такая история.
Лето 1942 года. Воронежская область оккупирована немцами. Моя бабушка, Шаповалова Агриппина Фёдоровна, с детьми (дочерью Раей, 13 лет– моей мамой - и старшим сыном Николаем, 16 лет) жили на окраине хутора Новая Сотня Ольховатского района Воронежской области.
По рассказам бабушки, они слышали, что где-то недалеко идёт страшный бой.
В вечернем сообщении Советского информбюро от 20 июля 1942 года говорилось:
«Геройский подвиг совершил экипаж самолёта под командованием лётчика-сержанта Дивиченко. При бомбардировке вражеского аэродрома советский самолёт был подожжён огнём зенитной артиллерии и истребителя противника. Объятый пламенем, самолёт с бреющего полёта продолжал уничтожать немецкие самолёты, находившиеся на аэродроме. Когда были израсходованы все боеприпасы, и стало ясно, что спасти самолёт уже нельзя, тов. Дивиченко принял решение нанести врагу последний удар и направил машину на колонну автоцистерн с горючим. Лётчики, участвовавшие в этом налёте, видели, как поднялись огромные клубы дыма и огня горящих автоцистерн. Смертью храбрых погибли сталинские соколы сержант Дивиченко, штурман Журавлёв, стрелок-радист Мысиков и воздушный стрелок Ежов. Советский народ всегда будет помнить героев-лётчиков, до последней минуты своей жизни боровшихся за Родину».
23 июля 1942 года газета «Комсомольская правда» рассказала читателям о бессмертном подвиге комсомольского экипажа.
Но лётчики не погибли.
Из воспоминаний стрелка-бомбардира Владимира Владимировича Журавлева: «Когда командир крикнул, что идем на таран, самолет уже несся на колонну вражеских автоцистерн. Я мгновенно нажал на боевую кнопку – к земле ушли последние две бомбы. И тут я потерял сознание. Очнулся, видимо, от острой боли в пояснице. Удивила тишина; уже потом догадался, что заложило уши – контузия. Довольно скоро слух вернулся. Сначала я услышал сухой треск – горел наш самолет. Отстегнул привязные ремни, дополз до кабины командира. Коля был в полусознательном состоянии: с поникшей головой он недвижно висел на ремнях. Потряс его за плечо раз-другой. Он глубоко вздохнул. Жив! Быстро помог ему освободиться от привязных ремней и выбраться из горящей машины. Николай Мысиков вылез сам. Он сбивал с одежды пламя, катаясь по земле. Я с командиром поспешил ему на помощь. Потом нашли в кабине убитого Ежова, решили похоронить. Но в это время неожиданно показался немецкий мотоцикл. Мы быстро укрылись в овраге и видели, как к догоравшему бомбардировщику подъехали гитлеровцы, поглядели, о чем-то посовещались и тотчас укатили. Видимо, они решили, что весь экипаж сгорел. Через несколько минут самолет взорвался. Меня часто спрашивают: каким чудом вы уцелели? Дело в том, что сброшенные мной последние две бомбы взорвались прямо под самолетом, с ними одновременно рванули и автоцистерны с бензином. Поэтому взрывная волна оказалась такой огромной силы, что бомбардировщик, как щепку, отшвырнуло в сторону. Он пронесся по верхушкам деревьев метров сто и свалился недалеко от оврага. Крылья сломались, но смягчили удар. Так наши собственные бомбы спасли нам жизнь».
Когда стемнело, в хату бабушки постучали. Залаяла собака. На пороге стояли двое лётчиков, которые рассказали, что их самолёт сбили фашисты, он упал в лес. «Один погиб, другой наш товарищ ранен». Они стали расспрашивать об обстановке в хуторе: есть ли немцы. Дети молчали, а бабушка ответила, что немцы и солдаты венгерской армии («мадьяры») находятся в центральной части хутора. «Но от нашей хаты это далеко. Мы на самой окраине». На самом деле, дом моей бабушки был на самом отшибе, рядом только лес и овраг.
Лётчики успокоились, и тогда один из них ушёл, а вернулся через время с ещё одним боевым товарищем. Бабушка собрала нехитрый ужин. Пока бойцы ели, она отдала им одежду мужа и сына, но пришлось ещё попросить у соседки, потому что одежды-то у самих почти никакой не было. Лётчики переоделись и попросили бабушку пойти в то место, где они спрятали парашюты. Бабушка вместе с соседкой, оставив детей, ночью пошли за парашютами. Один парашют женщины зарыли в лесу, а два взяли с собой. На мой вопрос, зачем бабушка это сделала, ведь очень опасно хранить в доме парашют, она отвечала, что нужно было сшить платье. «Война, носить было нечего, а тут шёлк».
Дивиченко, Журавлёв и Мысиков, понимая, что оставаться опасно, попросили мальчишек (моего дядю –тогдашнего 16-летнего Колю – и его друга) вывести их коротким путём к лесу в сторону фронта. До рассвета они ушли, благодаря бабушку за помощь и приём.
А утром приехали немцы, стали допрашивать о лётчиках, угрожая расправой. Как признаётся бабушка, было очень страшно, когда перед лицом видишь пистолет, а рядом твои дети. Так ничего и не узнав, немцы на мотоцикле повезли бабушку на допрос в сельсовет. Но хуторяне всё отрицали, утверждая, что ничего не видели. О дальнейшей судьбе лётчиков ничего не было известно. Осталось только шёлковое платье, сшитое из парашюта.
Уже позже я найду, что о чудесном спасении лётчиков «Комсомолка» сообщила 7 августа двумя статьями на передовой странице газеты «Подвиг четырех комсомольцев» и «Огненный таран четырех смелых». Подвиг и чудесное спасение экипажа вдохновили Демьяна Бедного, и он написал стихотворение «Гордость комсомола», которое 18 августа 1942 напечатала «Комсомольская правда»:
В бензинный бак вогнал снаряд фашист проклятый,
Бомбардировщик наш, весь пламенем объятый,
Его геройский экипаж
Направил, совершив предсмертный свой вираж,
На вражий эшелон автоцистерн с горючим
Но вихревым толчком могучим
Фашистской сволочи назло
Горящий самолет в тыл вражий отнесло.
Из четырех бойцов в живых осталось трое.
Со скорбью о своем товарище-герое
Они сквозь вражий фронт пробились в свой отряд.
Глаза их молодой отвагою горят.
Бойцы, видавшие уж смерть перед собою,
С отвагой прежней рвутся к бою!
Юнцы, давно ли вы оторваны от школ?
Но уж венчает вас бессмертья ореол!
Любви к вам всей страны не выразить словами!
Приветствуя своих птенцов, гордится вами
Ровно через тридцать лет моя бабушка и мама встретились с одним из лётчиков – Николаем Журавлёвым на открытии памятника его однополчанина Михеева.
На память о встрече Журавлёв подарил фотографии с надписью «моей спасительнице». Эта фотография, письма Журавлёва бабушке и платье из парашюта хранятся в краеведческом музее пос. Ольховатка Воронежской области.
Вот такая история.
Спасибо! Очень живая история ,трогает до глубины души! Какая сила духа и достойный пример будущему поколению !
ОтветитьУдалитьДа, Елена Михайловна. Я много раз слышал эту историю от мамы и бабушки и каждый раз переживал вместе с ними. Я опустил момент о допросах бабушки в гестапо, а потом в НКВД. Но это история прошлых лет, а сегодня Украина пишет новейшую историю и примеров героизма не меньше.
ОтветитьУдалитьВиктор Степанович, я так рада, что вы с нами. Вашу историю обязательно прочитаю своим ученикам, будет еще один повод поговорить о героизме.Ведь мы росли на примерах и хотели походить на героев войны. Я помню как читала "Повесть о Зое и Шуре" мне казалось, что нет прекраснее и смелее девушки, чем Зоя Космодемьянская.
ОтветитьУдалитьПолякова Ирина.
Спасибо, Ирина Николаевна, за отклик. Но вот только люди в то время не думали о героизме и подвигах, а просто жили, жили честно, смело и достойно.
ОтветитьУдалитьДа, уважаемый Виктор Степанович, я как раз об этом думала: красивых слов не приучены были говорить, иные и грамоты не знали. Зато знали другое... Не уйти бы нам, сегодняшним, в слова...
ОтветитьУдалитьИ ещё, для женщины, у которой за спиной двое детей, это ОСОБЫЙ поступок. Как мама, не могу не призадуматься. Низкий поклон и Царствие Небесное Вашей бабушке.